Неточные совпадения
—
Мама сейчас
выйдет. Она вчера очень устала. Вчера….
«Однако, — подумал я тогда про себя, уже ложась спать, —
выходит, что он дал Макару Ивановичу свое „дворянское слово“ обвенчаться с
мамой в случае ее вдовства. Он об этом умолчал, когда рассказывал мне прежде о Макаре Ивановиче».
У нас в прошлый раз действительно
вышел разговор в этом роде;
мама была очень огорчена и встревожена. Выслушав меня теперь, она улыбнулась мне, как ребенку...
Мама плачет, говорит: «Если за него
выйдешь, несчастна будешь, любить перестанет».
— Твоя мать — совершенная противоположность иным нашим газетам, у которых что ново, то и хорошо, — хотел было сострить Версилов поигривее и подружелюбнее; но у него как-то не
вышло, и он только пуще испугал
маму, которая, разумеется, ничего не поняла в сравнении ее с газетами и озиралась с недоумением. В эту минуту вошла Татьяна Павловна и, объявив, что уж отобедала, уселась подле
мамы на диване.
— Вот
мама посылает тебе твои шестьдесят рублей и опять просит извинить ее за то, что сказала про них Андрею Петровичу, да еще двадцать рублей. Ты дал вчера за содержание свое пятьдесят;
мама говорит, что больше тридцати с тебя никак нельзя взять, потому что пятидесяти на тебя не
вышло, и двадцать рублей посылает сдачи.
Он быстро вырвал из моей руки свою руку, надел шляпу и, смеясь, смеясь уже настоящим смехом,
вышел из квартиры. Что мне было догонять его, зачем? Я все понял и — все потерял в одну минуту! Вдруг я увидел
маму; она сошла сверху и робко оглядывалась.
И он вдруг поспешно
вышел из комнаты, опять через кухню (где оставалась шуба и шапка). Я не описываю подробно, что сталось с
мамой: смертельно испуганная, она стояла, подняв и сложив над собою руки, и вдруг закричала ему вслед...
Я послушно спустился за
мамой; мы
вышли на крыльцо. Я знал, что они все там смотрят теперь из окошка.
Мама повернулась к церкви и три раза глубоко на нее перекрестилась, губы ее вздрагивали, густой колокол звучно и мерно гудел с колокольни. Она повернулась ко мне и — не выдержала, положила мне обе руки на голову и заплакала над моей головой.
— Лиза, я сам знаю, но… Я знаю, что это — жалкое малодушие, но… это — только пустяки и больше ничего! Видишь, я задолжал, как дурак, и хочу выиграть, только чтоб отдать. Выиграть можно, потому что я играл без расчета, на ура, как дурак, а теперь за каждый рубль дрожать буду… Не я буду, если не выиграю! Я не пристрастился; это не главное, это только мимолетное, уверяю тебя! Я слишком силен, чтоб не прекратить, когда хочу. Отдам деньги, и тогда ваш нераздельно, и
маме скажи, что не
выйду от вас…
Ничего подобного этому я не мог от нее представить и сам вскочил с места, не то что в испуге, а с каким-то страданием, с какой-то мучительной раной на сердце, вдруг догадавшись, что случилось что-то тяжелое. Но
мама не долго выдержала: закрыв руками лицо, она быстро
вышла из комнаты. Лиза, даже не глянув в мою сторону,
вышла вслед за нею. Татьяна Павловна с полминуты смотрела на меня молча.
Для чего так сделал — не знаю, но если б даже
мама подглядела, что я
выхожу, и заговорила со мной, то я бы ответил ей какой-нибудь злостью.
Напротив, об
маме он вдруг и совсем забыл, даже денег не
выслал на прожиток, так что спасла ее тогда Татьяна Павловна; и вдруг, однако, поехал к
маме «спросить ее позволения» жениться на той девице, под тем предлогом, что «такая невеста — не женщина».
— Когда
мама устанет и прогонит вас, приходите ко мне, — сказала она, обращаясь к Колосову и Нехлюдову таким тоном, как будто ничего не произошло между ними, и, весело улыбнувшись, неслышно шагая по толстому ковру,
вышла из комнаты.
— Вы,
мама, добьетесь того, что я совсем не буду
выходить из своей комнаты, когда у нас бывает Привалов. Мне просто совестно… Если человек хорошо относится ко мне, так вы хотите непременно его женить. Мы просто желаем быть хорошими знакомыми — и только.
— Право,
мама, я вас не узнаю совсем, — говорила Надежда Васильевна, — с чего вы взяли, что я непременно должна
выходить за Привалова замуж?
— Что же,
мама, Зося хорошая девушка, и Сергей Александрыч недурной человек, — отличная парочка
выйдет. Я невесту провожать поеду.
— Муж найдется,
мама. В газетах напечатаем, что вот, мол, столько-то есть приданого, а к нему прилагается очень хорошая невеста… За офицера
выйду!
—
Мама, окрести его, благослови его, поцелуй его, — прокричала ей Ниночка. Но та, как автомат, все дергалась своею головой и безмолвно, с искривленным от жгучего горя лицом, вдруг стала бить себя кулаком в грудь. Гроб понесли дальше. Ниночка в последний раз прильнула губами к устам покойного брата, когда проносили мимо нее. Алеша,
выходя из дому, обратился было к квартирной хозяйке с просьбой присмотреть за оставшимися, но та и договорить не дала...
Аня(
выйдя из своей комнаты). Надо бы
маму предупредить: Петя здесь…
Похворал отец-то, недель семь валялся и нет-нет да скажет: «Эх,
мама, едем с нами в другие города — скушновато здесь!» Скоро и
вышло ему ехать в Астрахань; ждали туда летом царя, а отцу твоему было поручено триумфальные ворота строить.
—
Мама, не плачь, я сам хочу ехать, — утешал ребенок,
выходя за двери с своим отцом и швицким посланным.
— Родителей лишилась? — повторила она. — Это — ничего! Отец у меня такой грубый, брат тоже. И — пьяница. Старшая сестра — несчастная…
Вышла замуж за человека много старше ее. Очень богатый, скучный, жадный.
Маму — жалко! Она у меня простая, как вы. Маленькая такая, точно мышка, так же быстро бегает и всех боится. Иногда — так хочется видеть ее…
Мама даже закричала от испуга, а я
вышла в другую комнату и принесла ему его кольцо — ты не заметил, я уже два дня тому назад сняла это кольцо — и отдала ему.
—
Мама чрезвычайно огорчена, — начала снова Джемма, — и слова ее быстро-быстро бежали одно за другим, — она никак не хочет взять в соображение то, что господин Клюбер мог мне опротиветь, что я и выходила-то за него не по любви, — а вследствие ее усиленных просьб…
— Ведь ты же,
мама, понимаешь меня? Ты же была в свое время влюблена, прежде чем
выйти замуж?
Он угадал; через минуту все суетились, принесли воды. Лиза обнимала свою
мама, горячо целовала ее, плакала на ее плече и тут же, опять откинувшись и засматривая ей в лицо, принималась хохотать. Захныкала, наконец, и
мама. Варвара Петровна увела их обеих поскорее к себе, в ту самую дверь, из которой
вышла к нам давеча Дарья Павловна. Но пробыли они там недолго, минуты четыре, не более…
— Ах и вы, до свидания, — пролепетала она привычно-ласковым тоном. — Передайте мой поклон Степану Трофимовичу и уговорите его прийти ко мне поскорей. Маврикий Николаевич, Антон Лаврентьевич уходит. Извините,
мама не может
выйти с вами проститься…
Соня. Ш-ш! Он будет братом мне… Он груб, ты сделаешь его мягче, у тебя так много нежности… Ты научишь его работать с любовью, как работаешь сама, как научила меня. Он будет хорошим товарищем мне… и мы заживем прекрасно… сначала трое… а потом нас будет четверо… потому что, родная моя, я
выйду замуж за этого смешного Максима… Я люблю его,
мама, он такой славный!
Случалось, что
мам_а_ перед приездом гостей заставляла свою горничную в спальне переменить мне чулки; и когда, бывало, Аннушка, завязавши подвязку антом спереди, ловко пришлепнет рукою по этому анту, мне казалось, что она присадила туда астру: так хороши
выходили у нее банты.
Каждый раз, как тетя Соня
выходила из детских комнат и спустя несколько времени возвращалась назад, она всегда встречалась с голубыми глазами племянницы; глаза эти пытливо, беспокойно допрашивали и как бы говорили ей: «Ты, тетя, ты ничего, я знаю; а вот что там будет, что пап́а и
мам́а говорят…»
Каренин (
выходя).
Мама, милая. Я все слышал. Я ожидал этого: вы полюбили ее. И все будет хорошо.
Какой-нибудь купеческий оболтус до пятнадцати лет голубей гонял, папу-маму без ошибки написать не может, а, глядишь, от Хацимовского лет через пять
вышел с аттестатом зрелости.
Пётр (
выходя из комнаты).
Мама, возможен трагический балаган?
Люба.
Мама сейчас
выйдет.
— Oui, maman, [Да,
мама (фр.).] — возразила Эмеренция и
вышла, приятно подпрыгнув перед дверью.
Она стала думать о студенте, об его любви, о своей любви, но
выходило так, что мысли в голове расплывались и она думала обо всем: о
маме, об улице, о карандаше, о рояле…
Анна Фоминишна, моя попутчица, старалась всячески рассеять меня, рассказывая мне о Петербурге, об институте, в котором воспитывалась она сама и куда везла меня теперь. Поминутно при этом она угощала меня пастилой, конфектами и яблоками, взятыми из дома. Но кусок не шел мне в горло. Лицо
мамы, такое, каким я его видела на станции, не
выходило из памяти, и мое сердце больно сжималось.
Марья Васильевна
вышла на кухню готовить горячее питье для больной, и
мама теперь осталась одна у постели девочки.
— О, мне ничего не надо, — поторопилась сказать она. — Ваша
мама так много сделала для меня, отняв у старого фокусника и
выходив во время болезни… Мне ничего не надо больше, я и так благодарна ей от всей души.
Я не помню, как я
вышла из-за стола, как проскользнула в мою комнату. Опомнилась я только перед портретом покойной
мамы, который висел над моей постелькой.
— Наверно, Маша меня разлюбит, и я ее разлюблю; наверно, я завтра из всех предметов получу по единице; наверно, завтра папа и
мама умрут; наверно, у нас будет пожар, заберутся разбойники и всех нас убьют; наверно, из меня
выйдет дурак, негодяй и пьяница; наверно, я в ад попаду.
Из этого
выходило: потерялась вещь — поищи; не находится — перестань искать: через день-другой выскочит сама (конечно, если не попала к
маме в Плюшкин магазин: ну, тогда жди разборки магазина, раньше не получишь).
Они поняли так, что я их не хочу простить, —
вышли от меня и заплакали. Увидела их
мама, узнала, отчего они плачут, пришла ко мне; выяснилось, что тут недоразумение.
Мама все-таки попеняла мне, что я так грубо я небрежно обошелся с сестрами.
Помню, как я проснулся в темноте,
вышел в столовую. Уже отобедали, дети с немкою Минной Ивановной ушли гулять, в столовой сидела одна
мама. Горела лампа, в окнах было темно. Я с затуманенной головой удивленно смотрел в окно и не мог понять, как же в этакой черноте может кто-нибудь гулять.
Тетя Анна возмущалась таким воспитанием, доказывала
маме, что мы растем настоящими дикарями, что так девочки никогда ни с кем не познакомятся и не
выйдут замуж.
— Сейчас побранилась с
мамой… Зимой мужики взяли у нас хлеба под отработку, вязать рожь. По два рубля считая за десятину. А теперь объявили, что за десятину они кладут по два с полтиной: пусть им доплатит
мама, а то не
вышлют баб вязать. Почувствовали свою силу.
Мама хочет уступить, находит, что выгоднее. А по-моему, это трусость. Скверная, поганая трусость!.. Как и в этом тоже:
мама потихоньку продает имение и боится сказать об этом мужикам.
— Именно,
мама! — воскликнула нервно Ирена. — Ты сделала вечер по случаю моей свадьбы… К тому же я вокруг себя слышала шепот: «Вот жених… князь»… Я
выходила замуж за князя… Только я не разобрала его фамилии… В толпе говорили: «Как жаль, что он умер!».
(Почерк Нинки.) — Вчера были с Лелькой у
мамы. Как всегда, она очень нам обрадовалась, стала варить кофе, готовить яичницу. Делать она ничего не умеет: кофе у нее всегда убегает, яичница
выходит, как гуттаперча. А через два часа, тоже как всегда, мы разругались и ушли. Конечно, о большевиках и советской власти.
Это явилось неожиданным открытием, но Валя отнесся к нему с непоколебимым равнодушием: тетя так тетя — не все ли равно? Для него слово не имело такого значения, как для взрослых. Но бывшая
мама не понимала этого и начала объяснять, почему так
вышло, что она была
мамой, а стала тетей. Давно, давно, когда Валя был совсем маленький…